Статьи

Подписаться на RSS

Популярные теги Все теги

Двадцать правил для написания детективных романов

 

 

Итак, ниже сформулировано своего рода кредо детективщика, основанное отчасти на практическом опыте всех больших мастеров детективного жанра, а отчасти на подсказках голоса совести честного писателя. Вот оно.

 

  1. Читатель должен иметь равные с сыщиком возможности для разгадки тайны преступления. Все ключи к разгадке должны быть ясно обозначены и описаны.

 

  2. Читателя нельзя умышленно обманывать или вводить в заблуждение, кроме как в тех случаях, когда его вместе с сыщиком по всем правилам честной игры обманывает преступник.

 

  3. В романе не должно быть любовной линии. Речь ведь идет о том, чтобы отдать преступника в руки правосудия, а не о том, чтобы соединить узами Гименея тоскующих влюбленных.

 

  4. Ни сам сыщик, ни кто-либо из официальных расследователей не должен оказаться преступником. Это равносильно откровенному обману - все равно как если бы нам подсунули блестящую медяшку вместо золотой монеты. Мошенничество есть мошенничество.

 

  5. Преступник должен быть обнаружен дедуктивным путем - с помощью логических умозаключений, а не благодаря случайности, совпадению или немотивированному признанию. Ведь, избирая этот последний способ разгадки тайны преступления, автор вполне сознательно направляет читателя по заведомо ложному следу, а когда тот возвращается с пустыми руками, преспокойно сообщает ему, что разгадка все время лежала у него, автора, в кармане. Такой автор ничем не лучше любителя примитивных розыгрышей.

 

  6. В детективном романе должен быть детектив, а детектив только тогда детектив, когда он выслеживает и расследует. Его задача состоит в том, чтобы собрать улики, которые послужат ключом к разгадке и в конечном счете укажут на того, кто совершил это низкое преступление в первой главе. Детектив строит цепь своих умозаключений на основе анализа собранных улик, а иначе он уподобляется нерадивому школьнику, который, не решив задачу, списывает ответ из конца задачника.

 

  7. Без трупа в детективном романе просто не обойтись, и чем натуралистичней этот труп, тем лучше. Только убийство делает роман достаточно интересным. Кто бы стал с волнением читать три сотни страниц, если бы речь шла о преступлении менее серьезном! В конце концов, читатель должен быть вознагражден за беспокойство и потраченную энергию.

 

  8. Тайна преступления должна быть раскрыта сугубо материалистическим путем. Совершенно недопустимы такие способы установления истины, как ворожба, спиритические сеансы, чтение чужих мыслей, гадание с помощью "магического кристалла" и т.д. и т.п. У читателя есть какой-то шанс не уступить в сообразительности детективу, рассуждающему рационалистически, но, если он вынужден состязаться с духами потустороннего мира и гоняться за преступником в четвертом измерении, он обречен на поражение abinitio.

 

  9. Должен быть только один детектив, то бишь только один главный герой дедукции, лишь один deus exmachine. Мобилизовать для разгадки тайны преступления умы троих, четверых, а то и целого отряда сыщиков - значит не только рассеять читательское внимание и порвать прямую логическую нить, но и несправедливо поставить читателя в невыгодное положение. При наличии более чем одного детектива читатель не знает, с которым из них он состязается по части дедуктивных умозаключений. Это все равно что заставить читателя бежать наперегонки с эстафетной командой.

 

  10. Преступником должен оказаться персонаж, игравший в романе более или менее заметную роль, то есть такой персонаж, который знаком и интересен читателю.

 

  11. Автор не должен делать убийцей слугу. Это слишком легкое решение, избрать его - значит уклониться от трудностей. Преступник должен быть человеком с определенным достоинством - таким, который обычно не навлекает на себя подозрений.

 

  12. Сколько бы ни совершалось в романе убийств, преступник должен быть только один. Конечно, преступник может иметь помощника или соучастника, оказывающего ему кое-какие услуги, но все бремя вины должно лежать на плечах одного человека. Надо предоставить читателю возможность сосредоточить весь пыл своего негодования на одной-единственной черной натуре.

 

  13. В детективном романе неуместны тайные бандитские общества, всякие там каморры и мафии. Ведь захватывающее и по-настоящему красивое убийство будет непоправимо испорчено, если окажется, что вина ложится на целую преступную компанию. Разумеется, убийце в детективном романе следует дать надежду на спасение, но позволить ему прибегнуть к помощи тайного общества - это уже слишком. Ни один первоклассный, уважающий себя убийца не нуждается в подобном преимуществе.

 

  14. Способ убийства и средства раскрытия преступления должны отвечать критериям рациональности и научности. Иначе говоря, в roman policier недопустимо вводить псевдонаучные, гипотетические и чисто фантастические приспособления. Как только автор воспаряет на манер Жюля Верна в фантастические выси, он оказывается за пределами детективного жанра и резвится на неизведанных просторах жанра приключенческого.

 

  15. В любой момент разгадка должна быть очевидной - при условии, что читателю хватит проницательности разгадать ее. Под этим я подразумеваю следующее: если читатель, добравшись до объяснения того, как было совершено преступление, перечитает книгу, он увидит, что разгадка, так сказать, лежала на поверхности, то есть все улики в действительности указывали на виновника, и, будь он, читатель, так же сообразителен, как детектив, он сумел бы раскрыть тайну самостоятельно задолго до последней главы. Нечего и говорить, что сообразительный читатель частенько именно так и раскрывает ее.

 

  16. В детективном романе неуместны длинные описания, литературные отступления на побочные темы, изощренно тонкий анализ характеров и воссоздание "атмосферы". Все эти вещи несущественны для повествования о преступлении и логическом его раскрытии. Они лишь задерживают действие и привносят элементы, не имеющие никакого отношения к главной цели, которая состоит в том, чтобы изложить задачу, проанализировать ее и довести до успешного решения. Разумеется, в роман следует ввести достаточно описаний и четко очерченных характеров, чтобы придать ему достоверность.

 

  17. Вина за совершение преступления никогда не должна взваливаться в детективном романе на преступника-профессионала. Преступления, совершенные взломщиками или бандитами, расследуются управлениями полиции, а не писателями - детективщиками и блестящими сыщиками-любителями. По-настоящему захватывающее преступление - это преступление, совершенное столпом церкви или старой девой, известной благотворительницей.

 

  18. Преступление в детективном романе не должно оказаться на поверку несчастным случаем или самоубийством. Завершить одиссею выслеживания подобным спадом напряжения - значит одурачить доверчивого и доброго читателя.

 

  19. Все преступления в детективных романах должны совершаться по личным мотивам. Международные заговоры и военная политика являются достоянием совершенно другого литературного жанра - скажем, романов о секретных разведывательных службах. А детективный роман про убийство должен оставаться, как бы это выразиться, в уютных, "домашних" рамках. Он должен отражать повседневные переживания читателя и в известном смысле давать выход его собственным подавленным желаниям и эмоциям.

 

  20. И наконец, еще один пункт для ровного счета: перечень некоторых приемов, которыми теперь не воспользуется ни один уважающий себя автор детективных романов. Они использовались слишком часто и хорошо известны всем истинным любителям литературных преступлений. Прибегнуть к ним - значит расписаться в своей писательской несостоятельности и в отсутствии оригинальности.

а) Опознание преступника по окурку, оставленному на месте преступления.

 

б) Устройство мнимого спиритического сеанса с целью напугать преступника и заставить его выдать себя.

в) Подделка отпечатков пальцев.

г) Мнимое алиби, обеспечиваемое при помощи манекена.

д) Собака, которая не лает и позволяет сделать в силу этого вывод, что вторгшийся человек не был незнакомцем.

е) Возложение под занавес вины за преступление на брата-близнеца или другого родственника, как две капли воды похожего на подозреваемого, но ни в чем не повинного человека.

ж) Шприц для подкожных инъекций и наркотик, подмешанный в вино.

з) Совершение убийства в запертой комнате уже после того, как в нее вломились полицейские.

и) Установление вины с помощью психологического теста на называние слов по свободной ассоциации.

к) Тайна кода или зашифрованного письма, в конце концов разгаданная сыщиком.

1928

 

Автор: Ван Дайн С.С.

Перевёл с английского В. Воронин.

О популярности детективного романа

  Детективный роман, несомненно, обладает всеми признаками процветающей литературной отрасли. Правда, при периодических опросах его почти не называют в числе "бестселлеров”, но это происходит вовсе не потому, что его вообще не причисляют к "литературе”. Гораздо вероятнее, что широкие массы, в самом деле, все еще предпочитают психологический роман, а детективный роман поднимается на щит лишь одной, хотя и многочисленной, но все же не преобладающей группой знатоков. Однако у них чтение детективных романов приняло характер и силу привычки. И это привычка интеллектуальная.

 

  Чтение психологических (или, возможно, следует сказать: литературных) романов нельзя с такой же уверенностью назвать интеллектуальным занятием, ибо психологический (литературный) роман делает читателя участником существенно других операций, чем операции логического мышления. В детективном романе дело в логическом мышлении, он и от читателя требует логического мышления. В этом отношении он близок кроссворду.

 

  В соответствии с этим у него есть своя схема, и силу свою он проявляет в ее вариациях. Делая библиотеку в имении лорда местом убийства, ни один автор детективного романа не испытывает ни малейших угрызений совести в связи с тем, что это в высшей степени неоригинально. Характеры меняются редко, а мотивов для убийства существует совсем мало. Хороший автор детективного романа не вкладывает слишком много таланта в разработку новых характеров или в придумывание новых мотивов преступления и не размышляет над ними слишком долго. Не это для него важно. Тот, кто, узнав, что десять процентов всех убийств происходит в доме священника, воскликнет: "Вечно одно и то же!”, тот не понял сути детективного романа. С таким же успехом он мог бы в театре уже при поднятии занавеса воскликнуть: "Вечно одно и то же!” Оригинальность заключается в другом. Тот факт, что характерное отличие детективного романа состоит в вариациях более или менее постоянных элементов, придает всему жанру даже некий эстетический уровень. Это один из признаков процветающей отрасли литературы.

 

  Кстати, восклицание профана: "Вечно одно и то же!” — основано на той же ошибке, что и мнение белого, будто все негры на одно лицо. Существует множество схем детективного романа, важно только, чтоб это были именно схемы.

 

  Детективный роман подвластен англичанам, как подвластен им сам мир. Кодекс английского детективного романа самый богатый и самый замкнутый. Он гордится своими строжайшими правилами, и они изложены в хороших эссе. Американцы располагают куда более слабыми схемами и повинны, с английской точки зрения, в погоне за оригинальностью. Их убийства производятся как по конвейеру и носят характер эпидемии. При случае их романы опускаются до уровня thriller [боевика (англ.).], то есть thrill [удар (англ.).] уже не духовный, а лишь чисто нервный.

 

  Хорошему английскому детективному роману присуща, прежде всего, порядочность. Он показывает моральную силу. То play the game [соблюдать правила игры (англ.)] — дело чести. Читателя не обманывают, весь материал предъявляется ему до того, как сыщик разгадает загадку. Читателю предоставляют возможность самому найти разгадку. Удивительно, до какой степени основная схема хорошего детективного романа напоминает метод работы наших физиков. Сперва записываются определенные факты. Вот труп. Часы испорчены и показывают два часа. У экономки есть здоровая тетя. Небо в эту ночь было покрыто тучами. И так далее, и так далее. Затем выдвигаются рабочие гипотезы, которые могли бы соответствовать фактам. Прибавление новых фактов или отбрасывание фактов уже известных вынуждает искать новую рабочую гипотезу. В конце проводится проверка рабочей гипотезы: эксперимент. Если посылка правильна, убийца в результате принятых мер должен появиться тогда-то и там-то. Решающим является то обстоятельство, что не действия вытекают из характеров, а характеры из действий. Мы видим действия людей, — фрагментарно. Их мотивы неясны, они должны быть раскрыты логически. Предполагается, что их действия определяются их интересами, причем интересами почти всегда материальными. Их и стремятся установить.

 

  Мы видим здесь приближение к научной точке зрения и огромный отход от психологического романа, основанного на самонаблюдении.

 

Гораздо менее важно, например, что в детективном романе описываются научные методы, и что большую роль играют медицина, химия и механика: вся концепция автора детективного романа находится под влиянием науки.

 

  Можно упомянуть в этой связи, что и в современном литературном романе, у Джойса, Дёблина и Дос Пассоса, обнаруживается явственный раскол между субъективной и объективной психологией, и даже в новейшем американском веризме всплывают такие тенденции, хотя, по-видимому, здесь опять приходится говорить об обратном развитии. Чтобы увидеть связь между в высшей степени сложными произведениями Джойса, Дёблина и Дос Пассоса и детективными романами Сейерс, Фримэна и Роуда, надо, конечно, отвлечься от эстетических оценок. Но если эту связь увидеть, тогда становится ясно, что, при всей своей примитивности (не только эстетической), детективный роман даже больше отвечает потребностям людей в эпоху науки, чем произведения авангарда.

 

  Обсуждая популярность детективного романа, мы должны, разумеется, в достаточной степени учитывать тягу читателя к необычайным приключениям, к напряженности и т. п., которую этот роман удовлетворяет. Он доставляет удовольствие уже тем, что показывает людей действующих, дает читателю возможность сопереживать действию, имеющему конкретные и очевидные последствия. Герои детективного романа оставляют следы не только в душах своих ближних, но и в их телах и на садовой земле перед библиотекой. По одну сторону стоят литературный роман и реальная жизнь, по другую — роман детективный, особый срез реальной жизни. Человек в реальной жизни редко думает о том, что он оставляет следы, по меньшей мере до тех пор, пока он не становится уголовником и полиция не находит этих следов. Жизнь атомизированной массы и коллективизированного индивидуума нашего времени протекает бесследно. В этом отношении детективный роман поставляет своего рода эрзацы.

 

  Приключенческий роман вряд ли можно написать иначе, чем детективный, приключения в нашем обществе связаны с преступлениями.

 

  Но интеллектуальное наслаждение доставляет задача-головоломка, которую детективный роман ставит перед сыщиком и читателем.

 

Он, прежде всего, предоставляет широкое поле для наблюдательности. По деформированным декорациям воспроизводится разыгравшееся происшествие; по полю битвы реконструируется сама битва. Большую роль играет неожиданное. Мы должны найти противоречия. У хирурга натруженные руки, пол сухой, хотя окно открыто и шел дождь; дворецкий бодрствовал, но выстрела он не слышал. Затем критически рассматриваются показания свидетелей: вот здесь ложь, а тут ошибка. В последнем случае наше наблюдение производится, так сказать, с помощью неточных инструментов, и мы должны установить степень их отклонений. Наблюдая, делая выводы и приходя к решениям, мы испытываем удовольствие хотя бы потому, что повседневность редко дает возможность для столь действенного процесса размышления; между наблюдением и выводом, между выводом и решением обычно вклиниваются различные помехи. В большинстве случаев мы вообще не в состоянии использовать наши наблюдения, делаем мы их или нет — это никакого влияния на характер наших отношений не оказывает. Мы не властны ни над своими выводами, ни над своими решениями.

 

  В детективном романе мы каждый раз получаем точно очерченные отрезки жизни, изолированные, отграниченные маленькие комплексы происшествий, где удовлетворительно действует механизм причинности. Это дает возможность получать удовольствие от размышления. Возьмем простейший пример, на сей раз из истории криминалистики, а не из романа. Убийство было совершено посредством светильного газа. Преступниками могли быть два человека. Один имеет алиби для полуночи, другой — для утра. Решение основывается на том факте, что, на подоконнике обнаружено несколько мертвых мух. Следовательно, убийство было совершено под утро: мухи находились на освещенном окне, — вот каким способом могут действительно решаться вопросы в нашей столь запутанной жизни.

 

  Неизвестный убитый опознается также путем доставляющих удовольствие умозаключений на отграниченном поле расследования. Посредством точных наблюдений устанавливается его социальное — и кроме того географическое — местоположение. Найденные при нем мелкие предметы постепенно обретают биографию. Зубной мост сделан таким-то врачом. Но еще до того, как это установлено, уже известно, что убитый, во всяком случае в то время, когда заказывал мост, был человеком обеспеченным: мост дорогой.

 

  Круг подозреваемых тоже мал. За ними можно установить точное наблюдение, подвергнуть их небольшим испытаниям. Тот, кто расследует дело (сыщик и читатель), пребывает в странной, свободной от условностей, атмосфере. Преступником может быть как жулик-баронет, так и верный до гробовой доски слуга или семидесятилетняя тетка. Никакой министр не свободен от подозрения. Убил ли человек своего ближнего, определяется на поле, где действуют только мотив и удобный случай.

 

  Нам доставляет удовольствие способ, каким автор детективного романа приводит нас к разумным суждениям, заставляя отказываться от наших предубеждений. Для этого он должен владеть искусством обмана. Впутанных в дело убийства лиц он должен наделить как несимпатичными, так и привлекательными чертами. Он должен провоцировать наши предубеждения. Человеколюбивый старый ботаник не может быть убийцей, — заставляет он нас воскликнуть. От дважды судимого за браконьерство садовника можно ожидать всего, — заставляет он нас вздохнуть. Своими описаниями характера он направляет нас по ложному пути.

 

  Тысячекратно предупрежденные (чтением тысячи детективных романов), мы опять забываем, что решают лишь мотив и удобный случай. Только общественные условия делают возможным или необходимым преступление: они насилуют характер, так же как они его и создали. Конечно, убийца злой человек, но, чтобы прийти к такому выводу, мы и должны пришить ему убийство. Более прямого способа для распознания его морали детективный роман не указывает.

 

Таким образом, все дело в отыскании причинной связи.

 

Главное интеллектуальное удовольствие, доставляемое нам детективным романом, состоит в установлении причинности человеческих поступков.

 

  С трудностями, которые испытывают в области причинности наши физики, мы, несомненно, встречаемся повсеместно в своей повседневной жизни, но не в детективном романе. В повседневной жизни, когда речь идет об общественных ситуациях, мы, совершенно так же как физики в определенных областях, зависим от статистической причинности. Во всех жизненных вопросах, может быть, исключая только наипримитивнейшие, мы должны довольствоваться исчислением вероятностей. Получим ли мы, имея такие-то и такие-то знания, ту или иную должность, — это можно знать в лучшем случае лишь с известной степенью вероятности. Мы не можем мотивировать однозначно даже свои собственные решения, не говоря уже о решениях других людей. Данные нам возможности в высшей мере смутны, скрыты, затушеваны. Закон причинности действует в лучшем случае лишь отчасти.

 

  В детективном романе он действует полностью. Несколькими искусными приемами устраняются источники помех. Поле зрения ловко сужено. И умозаключения производятся задним числом, исходя из катастрофы. Тем самым мы попадаем в положение, разумеется, очень выгодное для умозаключительных рассуждений.

 

  Вместе с тем мы можем использовать здесь способ мышления, выработанный в нас нашей жизнью.

 

  Мы дошли до одного существенного пункта нашего маленького исследования: почему в наше время так исключительно популярны умственные операции, возможность которых дает нам детективный роман.

 

  Свой жизненный опыт мы получаем в условиях катастроф. На материале катастроф нам приходится познавать способ, каким функционирует наша общественная совместная жизнь. Размышляя, должны раскрыть "inside story” [подоплеку (англ.).] кризисов, депрессий, революций и войн. Уже при чтении газет (но также и счетов, извещений об увольнении, мобилизационных повесток и так далее) мы чувствуем, что кто-то что-то сделал, дабы произошла явная катастрофа. Что же и кто сделал? За событиями, о которых нам сообщают, мы предполагаем другие события, о которых нам не сообщается. Они и есть подлинные события. Мы могли бы в них разобраться, только если бы мы знали о них.

 

  Только история может вразумить нас по поводу этих подлинных событий — если действующим лицам не удалось их полностью скрыть. История пишется после катастроф.

 

  Само положение интеллигентов, которое определяется тем, что они объект, а не субъект истории,— и формирует то мышление, которое они могут с удовольствием применить при чтении детективного романа. Существование зависит от неизвестных факторов. "Что-то должно случиться”, "что-то надвигается”, "возникла ситуация” — это они чувствуют, и ум их отправляется на разведку. Но если ясность и наступает, то наступает она лишь после катастрофы. Убийство совершено. Что тут надвигалось? Что случилось? Что за ситуация возникла? Вот теперь это, возможно, удастся раскрыть.

 

  Этот пункт, вероятно, не решающий: он, возможно, только один из многих. Популярность детективного романа основана на многих причинах. Но эта причина мне все-таки кажется одной из самых интересных.

 

О детективном романе

 

  Но действующие лица обрисованы очень грубо, мотивы действий неуклюжи, происшествия топорны, все, особенно сцепление обстоятельств, так невероятно, здесь слишком много случайного; господствует низменный дух. Нет смысла возражать: изображение действующих лиц большей частью поверхностно. Большей частью о них говорится лишь столько, сколько требуется читателю для понимания их поступков; как правило, характеры конструируются на глазах читателя черта за чертой; они постоянно связываются с образом действий. Такой-то мстителен, поэтому он и пишет письмо, или — такое-то письмо написано мстительным человеком: кто среди действующих лиц мстителен? Читатель принимает участие в конструировании характера, как в некой деятельности; все ведет к разоблачению, которое изначально задано. Преследуемый — человек, чей характер должен быть вычерчен, чаще всего может ожидать от этого одних неприятностей, поэтому он крайне неохотно обнаруживает свои характерные черты. Он не выражает свою сущность, он фабрикует черты своего характера, он их фальсифицирует: он сознательно мешает эксперименту. Снова вспоминается современная физика: наблюдаемый объект изменяется из-за самого процесса наблюдения. Этих рекордов в области литературной психологии (рекордов, ибо, с точки зрения современной научной психологии, романный метод изображения людей полностью устарел) детективный роман добивается сразу же благодаря тому, что буржуазная жизнь рассматривается и описывается в нем как жизнь приобретателей. Иногда при этом возникают и более значительные образы: мыслитель-шахматист у Эдгара По, Шерлок Холмс у Конан Дойла и отец Браун у Честертона.

 

1938

 

Автор: Бертольт Брехт

Перевод Е. Кацевой

 

Текст дается по изданию: 

Брехт Б. О литературе. Издание второе, дополненное. М.: Художественная литература, 1988, с. 279 - 287

Особенности национального написания детективов

О национальных особенностях детективов вообще

 

   Начав размышлять о национальных особенностях российского детектива, я, естественно, начал думать об особенностях русского менталитета, о загадочной славянской душе и прочих тернистых материях. Получалось, как ни крути, что что-то у нас не так с детективом или с нами самими. Какие-то мы ущербные, все у нас не так, как у людей, даже нормального детектива написать не можем. Горечь данного соображения сподвигла меня на более широкую мысль: а одни ли мы такие? И здесь пришел спасительный ответ: нет, мы не одни!

 

   Оказывается, у каждой нации складывается свое отношение к детективному жанру.

 

   Я не буду перечислять грандов детективного и криминального жанров, но и так ясно, что для широкой публики только три нации рождают писателей первой величины на этом поприще: это англичане, американцы и французы. Каждая из этих наций создала свой, национальный тип детективного романа, который невозможно спутать друг с другим, так же как невозможно спутать людей этих наций. В английском детективе больше холодного расчета и игры ума, в американском больше живости и действия, а во французском есть и то, и другое, и еще что-то свое - сентиментальность, чувственность.

 

   Но слышал ли кто-нибудь из читателей о детективе немецком? На вопрос о немецком детективе сетевой поисковик Google.com тотчас откликается следующим материалом:

 

   "Немецкий детектив", 2004 год. В сборник вошли написанные в 70-е годы XX века детективы немецких авторов Ханса Хельмута Кирста, Питера Адамса (псевдоним Бориса Дьяченко), Хорста Бозецкого (в Германии он выпускает свои книги под псевдонимом  -- ky) и Вернера Тёльке, чьи книги пользуются неизменным успехом у читателей в Германии и многократно попадали в списки бестселлеров. Содержание: Питер Адамс, "Роковое наследство"; Хельмут Кирст,"Вам решать, комиссар!"; Хорст Бозецки,"Для убийства нужны двое"; Вернер Тёлькe, " Единственный выход".

 

   Возможно, у себя в Германии эти авторы и пользуются "неизменным успехом у читателей" и они "многократно попадали в списки бестселлеров". Но знает ли их обыкновенный российский читатель, исключая самых дотошных? Увы! А ведь это, согласитесь, странно!

 

   А детектив итальянский? Слышал ли о таком мой читатель? О себе я могу сказать лишь то, что при упоминании итальянского детектива мне припоминается единственное имя - Умберто Эко с его романом "Имя Розы". Да и то, детективом его назвать можно весьма условно, хотя автор на этом и настаивает (Умберто Эко. Заметки на полях романа "Имя Розы". Метафизика детектива.). А что подскажет нам наш всезнающий поисковик? Некто Карло Мандзони. Я лично о таком ничего не слышал. Возможно, я не самый лучший читатель итальянских детективов. Или вот эта информация: Вошедшие в предлагаемый сборник романы Д. Щербаненко, К. Фруттеро и Ф. Лучентини, а также повести С. Донати и П. Кьяры созданы признанными мастерами итальянского детектива. Как и всем лучшим образцам этого жанра, им присущи занимательная интрига, живые, непосредственные герои, хороший язык, глубокое понимание жизни и тайных мотивов поступков людей.

 

   Ни одного знакомого имени, одно из которых оказывается к тому же малороссийским!

 

   Пойдем, однако, далее. Что можно сказать о детективе польском? Здесь хоть кого-то можно отметить. Это, бесспорно, Иоанна Хмелевска, Анджей Збых. Детективы пани Хмелевской трудно назвать классическими детективами. Она умудрилась создать свой, особый жанр, у которого нашлась, впрочем, масса почитателей и последователей. И имя ему - "иронический детектив". Анджея Збыха с его Яном Клосом ("Ставка больше, чем жизнь") также сложно твердо отнести к классическому детективному жанру. Военная разведка, шпионские страсти...

 

   Из остальных стран можно отметить существование детектива японского, где интересные детективы в классическом стиле писал Эдогава Рампо (отдельное "спасибо!" Николаю Николаевичу Вольскому за ссылку, прочел с огромным удовольствием), а современное поколение бойко пишет крутые детективы о погонях, стрельбе со всех видов оружия и о разборках с японской мафией якудзой.

 

   Но где детективы испанские? Чешские? Венгерские? Болгарские? Скандинавские? Китайские? Индийские? Или, скажем, мексиканские? Вопрос повисает в воздухе. И это кажется не логичным. Ведь преступления происходят во всех странах. А если есть преступления, значит есть и расследования этих преступлений. А если так, то это можно занимательно описать. Но, тем не менее, широко известных детективов эти страны не производят. Что же может быть тому причиною? Почему в некоторых странах детектив развился и благополучно существует, а в других он прививается не так успешно? А если и прививается, то странным образом трансформируется, порой до неузнаваемости?

 

   Я еще раз подчеркиваю, специально для педантов, что я говорю с позиции человека обычного, чье свободное время не занято розысками малоизвестных страниц истории детективной литературы и новейших авторов. Поэтому пока просто временно резюмируем: мы не в одиночестве, не одни мы такие.

 

   Краткая история российского детектива

 

   Вести историю российского детектива принято от романа Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание". Вопрос по-прежнему остается спорным, потому что многие исследователи вовсе не считают его детективом. Затем можно упомянуть роман А.П.Чехова "Драма на охоте", произведения также спорного по отношению к детективной прозе. Кроме них были еще отдельные романы, рассказы и повести, которые так глубоко канули в воды Леты, что их под силу разглядеть только отчаянным водолазам.

 

   В 1920-х одним из первых сочинений детективного жанра в новой России стал Гиперболод инженера Гарина А.Н.Толстого и Месс-Менд М.Шагинян, а также анонимный псевдопереводной Нат Пинкертон. По моему глубокому убеждению, сюда следует добавить и рассказы Аркадия Францевича Кошко мемуарного характера, в которых он, тем не менее, дал образцы добротного русского детектива.

 

   В последующие годы советской власти детективный конфликт между добром и злом рассматривался в русле классовых противоречий. Это привело к тому, что детектив в чистом его виде выродился. Остались только"Записки следователя" Льва Шейнина, потому что это были в основном исторические экскурсы о царской охранке.

 

   После смерти нашего незабвенного вождя стало немного легче. В особенности поощрялись вещи шпионские (Юлиан Семенов), повествующие о тяжелой и важной борьбе наших спец-агентов против служб Запада.

 

   В 60-70 годы детективу стало совсем вольготно. Появились детективы о рабочих буднях "служителей" наших правоохранительных органов. Здесь и Овалов Лев с рассказами о майоре Пронине, и великолепные братья Вайнеры, повествующие о работе отдела по борьбе с организованной преступностью, Ольга и Александр Лавровы с беспрецедентным сериалом (30 серий!) "Следствие ведут Знатоки", Виль Липатов (деревенский детектив Анискин), Адамов Аркадий (милицейские будни инспектор Лосева). Это все было написано в вынужденном жанре прославления милиции, но, тем не менее, выглядело не так уж и плохо.

 

   Современное положение дела

 

   Но, конечно же, нас в первую очередь интересует современный российский детектив. Вот справка из электронной энциклопедии о российском детективе последних лет:

 

   Современный российский детектив в 1990-е - нач. 2000-х бурно развивается и становится самым массовым жанром, привлекающим разнообразную читающую публику. Среди наиболее популярных авторов начала 2000-х в России - Б.Акунин, автор детективных историй, написанных на грани жанра с их смесью мистики, интеллектуальной игры и лихо закрученного сюжета; Ф.Незнанский, автор вполне "классических", но созданных на российском материале серий романов о Турецком, Э.Тополь, А.Константинов и другие авторы, число которых неуклонно растет. Феноменом последних лет в российской литературе стали "детективщицы"-женщины: А.Маринина, П.Дашкова, Т.Полякова, Т.Степанова, которая выделяется на общем фоне буйной фантазией и стилистической отточенностью своего "криминального чтива".

 

   А вот с этого места теперь давайте чуть подробнее. Итак, кто же появился в последние 10-15 лет на горизонте российского детектива?

 

   Бесспорной знаковой фигурой стал Б.Акунин. Наверное, его обожают переводить, потому что он пишет о старой России, которую на Западе любят. У нас, дома, к нему отношение неоднозначное - от самых восторженных похвал до яростной критики. Я не буду вмешиваться в эту полемику, а скажу лишь очевидное. А очевидное здесь то, что романы Акунина с моей точки зрения не являются детективами, поэтому и спорить не о чем. В нескольких его произведениях есть элементы детективного романа, но их жанр намного сложнее и значительно смещен в сторону от линии чистого детектива. При этом я отнюдь не хочу умалить достоинства акунинской прозы. Он создал свой стиль, ни на что не похожий, также как Иоанна Хмелевская создала свой "ироничный" детектив.

 

   Второй знаковой фигурой на нашем детективном горизонте стала Александра Маринина. Конечно, она стоит значительно выше того явления, которое называют "женским детективом". Она масштабнее, реалистичнее, профессиональнее.

 

   Несомненным явлением нашей детективной прозы стал и "женский детектив" с его разнообразными замысловатыми ответвлениями в "иронический", "психопатологический" (хорошее словцо, не правда ли?), "мистический", "авантюрный",... - в общем, не буду выдумывать, а лучше дам слово авторам этих оригинальных произведений. Я приведу вам выдержки из передачи "Книжное казино", состоявшейся 10 сентября на радиостанции "Эхо Москвы" (ее протокол есть на сайте радиостанции). В передаче речь шла о детективах, вела передачу К.Ларина. Гостями были две писательницы, Анна Малышева и Виктория Платова, и исполнительный директор издательства "АСТ" Александр Альперович. Передача любопытна тем, что ее участники пытались поговорить на тему о том, что такое "классический российский детектив". И вот что они думают по этому поводу:

 

   К.ЛАРИНА - А сейчас я бы хотела уже немножечко поговорить с нашими уважаемыми авторами - с Викторией Платовой и с Анной Малышевой. Все-таки давайте немножечко по поводу жанра поговорим. А чем... можно назвать какие-то отличительные признаки, если говорить о приемах, о стилистике, чем, допустим, классический английский детектив отличается от классического уже российского детектива? Есть ли какие-то вещи, которые нас различают в подходе вот к этому жанру, как вы думаете? Я уверена, что вы читали и знаете огромное количество, вот, классики жанра, что называется, в частности, английские уж точно.

 

   А.МАЛЫШЕВА - Ну, я попробую сказать то, как я это вижу. Да, конечно, мы все очень много читали классического английского, но я думаю, все без труда могут заметить, что классический русский, он играет не совсем по той схеме. Т.е. русский детектив, он, как правило - я обращала внимание - на чем-то зацикливается, куда-то идет явный перевес: кто-то обожает семейные коллизии, у кого-то идет такой, уклон в мистику, у кого-то в такой вот, юмор, что называется...

 

   В.ПЛАТОВА - Нездоровый.

 

   А.МАЛЫШЕВА - Да, такой вот, хохот такой, от и до. Т.е. может быть, русский, он отличается тем, что в нем всего несколько с перехлестом. Т.е. с перевесом. Но может быть, это происходит оттого, что мы более эмоциональны, менее сдержаны? И в конце концов, что нам терять - напишем еще.

 

   К.ЛАРИНА - Виктория?

 

   В.ПЛАТОВА - Ну, я думаю, что, если мы посмотрим... как это? Позрим в корень, мы увидим, что, с одной стороны, там был... ну, к примеру, чуть раньше Эдгар По, чуть позже Конан Дойль, ну а мы все, естественно, с Достоевского. Вот, вот, возможно, вот в этом кроется все то различие, потому что по моему глубокому убеждению, у нас мало кто пишет то, что называется детективом в том самом первозданном виде. Я бы еще добавила, что наш детектив - это, как правило, либо авантюрный роман, либо любовный роман, либо откровенно...

 

   К.ЛАРИНА - Либо... как Вы назвали Ваш триллер?

 

   В.ПЛАТОВА - Психопатологический.

 

   К.ЛАРИНА - Психопатологический триллер, да.

 

   В.ПЛАТОВА - Да. Вот, либо это просто откровенное мочилово - ну, с перехлестом в боевик...

 

А.МАЛЫШЕВА - В таком случае, могу сказать, что мои как раз более тяготеют к классической форме. Учителя все-таки там.

 

   К.ЛАРИНА - Ну, Вы знаете, я бы еще добавила то, что, вот - кстати, очень интересный разговор - я бы добавила еще, что все, что касается причин убийства - это либо деньги, либо маньяки, как бы, третьего не дано, по сути.

 

   А.МАЛЫШЕВА - Любовь.

 

   К.ЛАРИНА - Любовь... Ну, это ближе к маньякам.

 

   А.МАЛЫШЕВА - А, ну да, влюбленный человек - уже маньяк, собственно говоря.

 

К.ЛАРИНА - Да, да, да, да. Башню сносит, что называется.

 

   А.МАЛЫШЕВА - Ну, или месть.

 

   К.ЛАРИНА - Или месть, да? Ну все равно, даже маньячество, оно у нас не поддается простому медицинскому диагнозу. У нас обязательно маньяк с какой-то философской выкладкой.

 

В.ПЛАТОВА - Ну, это рефлексирующие люди.

 

   К.ЛАРИНА - Да, да, это, вот... Вы абсолютно правы, это, вот, все из Достоевского, все оттуда к нам пришло.

 

   Как видите, о классическом российском детективе девушки мыслят довольно сумбурно, хотя сами являются успешными представителями этого жанра. Такое впечатление, что попали они в этот жанр случайно - сначала их почему-то напечатали, а дальше пошло-поехало. Вместе с тем они о себе весьма высокого мнения и презирают откровенное мочилово. Сами они считают, что их бессмертные произведения "как раз более тяготеют к классической форме".

 

   Критиковать "женский детектив" я не буду, потому что не об этом хочу поговорить.

 

   Я просто отошлю любопытных читателей к добротной статье Максима Кронгауза, "Несчастный случай для одинокой домохозяйки", Новый мир, 2005, N1 (кстати, она есть в интернете), там много любопытного сказано на этот счет. Вот один из его интересных выводов, который я использую в дальнейшем:

 

   Женский детектив в целом является, безусловно, коммерчески успешным издательским проектом (я, естественно, не имею в виду одно какое-то издательство). Если детектив традиционно рассматривается как игра, в которой участвуют автор, герой и читатель, то женский детектив - прежде всего игра издателя с читателем. Автор в подавляющем большинстве случаев всего лишь исполнитель, которого, в частности, можно заменить другим автором, автором другого пола, целой командой соавторов, сохранив, конечно же, бренд - женское имя на обложке.

 

   Остальные имена не оказали сколько-нибудь значительного влияния на российский детектив, потому что не стали Явлением. Есть Ф.Незнанский с его романами о Турецком, есть Д.Корецкий, Л. Юзефович, Чингиз Абдуллаев (частный детектив Дронго), Павел Шестаков, Виктор Пронин ("Ворошиловский стрелок", "Женская логика"). Их печатают, снимают кинофильмы по их произведениям, и в принципе они не так уж и плохи. Но образцами детективной прозы их произведения по разным причинам назвать сложно. Вот одна из причин этому:

 

   Романы Марининой и подобные им (Ф. Незнанского, Д. Корецкого), при всем моем к ним уважении, - всегда несколько натянуты. А натянутыми они выглядят потому, что в них слишком бойко и безупречно действует наша славная милиция. Но мы-то с вами прекрасно знаем, как она действует, на собственной шкуре неоднократно испытано. В нашей с вами жизни нигде нет примеров добросовестного отношения нашей сыскной милиции к делу. И в быту, с чем нам иногда приходится лично сталкиваться, и в расследовании так называемых "громких" преступлений милиция демонстрирует свою полную беспомощность, некомпетентность, угодничество властям и тесные коррупционные связи с бандитами. Поэтому описание ее, милиции, работы как славной выглядит не иначе, как неосоцреализм. То есть это не то, что есть на самом деле, а то, что кому-то хочется видеть. Раньше там хотели видеть линию партии, теперь (нео) там хотят видеть нечто такое, что хорошо продается.

 

   Какие есть причины тому, что детективная проза не всегда развивается должным образом?

 

   Давайте вернемся к детективам других стран. Почему мы их не знаем? Действительно ли их нет или они, что называется, "не очень"? Вот что думают об этом на самом Западе. Это выдержка из интервью Майнетт Уолтерс, известной писательницы детективов, которое она дала примерно год назад, в конце 2005 года.

 

   Вопрос корреспондента: - Не секрет, что детективные истории с "чисто английским убийством", британскими хладнокровием и проницательностью сыщика -- самые популярные в мире. В чем секрет такой популярности?

 

   Майнетт Уолтерс: Могу согласиться с этим только отчасти, так как в Америке, например, читатели детективов отдают предпочтение своим, американским писателям. Но что до Европы, то действительно, похоже на то, что наибольшей популярностью пользуются именно британские писатели. Наверное, это можно объяснить тем, что в их произведениях находят отражения общие для европейцев корни социальных проблем. И их решений. В итоге произведения понятны и доступны массовому читателю. Тем не менее, мне иногда обидно, что другие европейские писатели, внесшие достойную лепту в развитие нашего жанра, практически не переводятся на английский. Такие, например, как Хеннинг Манкелль или Питер Хёг.

 

   А мы? Знаем ли мы шведа Хеннинга Манкелля или датчанина Питера Хёга, книги которого, кстати, переведены на 13 языков мира несмотря на сетования г-жи Уолтерс? А знаем ли мы, кто такая сама эта Майнетт Уолтерс? Известно ли нам, что три ее первые книги выиграли престижные литературные премии (в 1992-м "Снежный дом" был удостоен премии Ассоциации писателей детективного жанра имени Джона Кризи, вручаемой за лучший роман, впервые опубликованный в Великобритании; в 1993-м "Скульпторша" выиграла премию Эдгара Алана По за лучший детективный роман, опубликованный в Америке; в 1994-м "The Scold`s Bridle" был удостоен премии "Золотой кинжал", вручаемой за лучший детективный роман года), а четвертый роман, "Темная Комната" попал в шорт-лист того же "Золотого кинжала"? Оказывается большинство из нас впервые об этом слышат.

 

   Для того, чтобы сформулировать свою мысль, я приведу сначала более подробную информацию о популярной премии "Золотой кинжал", которую английская Ассоциация авторов детективного жанра Великобритании (Crime Writers' Association - CWA) ежегодно присуждает лучшему детективному роману. Лучшим детективом 2005 года был признан роман Арналдура Индридасона (Arnaldur Indridason) "Silence of the Grave" ("Молчание могилы"). Он - исландец, и книга была написана на его родном языке. Интересен тот факт, что уже три раза из шести награда доставалась иностранцам. В 2001 году ее получил швед Хеннинг Манкелль, а в 2002-м - испанец Хосе-Карлос Сомоза. Теперь же учредители премии предупредили, что в будущем рассчитывать на первое место смогут лишь книги, написанные на английском языке. По всей видимости, это предложение исходило от спонсора следующего года - крупной книготорговой компании. Нет сомнений, что им выгоднее видеть на первом месте потенциальный отечественный бестселлер, чем перевод работы никому не известного автора с непроизносимой фамилией. Против этого решения активно протестуют издатели, которые выполняют свое непростое дело - выбирают, переводят и публикуют лучшие новинки европейской литературы.

 

   Как видно из этого текста, за читателей детективной прозы активно борются и сами писатели в лице CWA и издатели. Причем и среди издателей единства нет, потому что одни хотят печатать отечественных авторов, а другие заняты переводной литературой и также не желают терять позиции.

 

   Итак, вот один ответ на поставленный вопрос: в существующем положении вещей отчасти виноваты издатели, которые преследуют свои корпоративные интересы. Применительно к российскому детективу стоит вспомнить вывод из статьи Максима Кронгауза о женском детективе - "женский детектив - это прежде всего игра издателя с читателем". Да, именно издатели отчасти виноваты в том, что российский детектив находится в том положении, в котором мы видим его ныне. Причем, как всегда в России, беды в ней умножаются втрое. Вместо роли посредника, каким должно быть издательство, оно узурпировало роль хозяина положения, и диктует ту волю, которая ему вздумается.

 

   А как мыслят себя сами издатели детективов? Давайте послушаем и их. Для этого вернемся к упомянутой передаче "Книжное казино" от 10 сентября. В этом диалоге еще одна ведущая, М.Пешкова, пытает г-на Альперовича на предмет позиций детектива в его издательстве "АСТ".

 

   М.ПЕШКОВА - Я хотела спросить у Александра: а что у вас новое готовится? Каких новых авторов вы привлекли? И что в этом жанре Вы предполагаете еще издать? Ведь жанр-то бессмертен.

 

   К.ЛАРИНА - Ты имеешь в виду детектив, да?

 

   М.ПЕШКОВА - Детектив, да.

 

   А.АЛЬПЕРОВИЧ - Детектив... Ну, давайте так: я немножко общо отвечу: во-первых, у нас... мы стараемся развивать работу с теми авторами, которые у нас существуют, и готовится в течение, вот... сейчас... условно начинается наш литературный сезон, с выставки он стартует. Мы к выставке готовим и новинки, и какие-то, там, новых авторов. И дальше мы, действительно, на, там, ближайший год выбрали политику привлечения новых авторов, раскрытия новых имен, а у нас сейчас будет несколько очень интересных новинок - я пока не хочу их анонсировать, поскольку это будет, там, отдельная...

 

М.ПЕШКОВА - Конкуренты дышат в спину?

 

   А.АЛЬПЕРОВИЧ - Да, конечно. Это, там, некое отдельное событие, которое мы будем освещать тоже отдельно. Тем не менее, мы, в общем, намерены достаточно плотно поработать, в том числе, и на Франкфуртской ярмарке, посмотреть новые... новых авторов западных детективных. И я думаю, что мы, там, до Нового года порадуем наших читателей...

 

   К.ЛАРИНА - Новыми именами?

 

   А.АЛЬПЕРОВИЧ - Новыми именами. Но мы, еще раз повторюсь, гордимся нашими авторами, которые с нами сейчас работают. И Анна, и Виктория, они, там, действительно наша гордость, и вот то, что говорили - вот, вы обсуждали несколько минут назад на тему того, насколько мы влияем на, там, на писателей и т.д. - я просто хотел сказать, что каждый... естественно, если бы мы могли влиять на писателей или писать за них, или рассказывать им, что им писать, мы бы, наверное, тоже сами писали, потому что было бы больше свободного времени, тоже ходили в лесу, слушали музыку...

 

В.ПЛАТОВА - И сэкономили кучу денег.

 

   А.АЛЬПЕРОВИЧ - ...и писали, да, да, да. И кучу денег, потому что сами писали, сами издавали и сами продавали. У нас несколько другая задача, у издательства. Понятно, что мы ищем продукт, который был бы востребован на рынке, и понятно, что рыночные отношения в данном случае, к счастью или к сожалению, двигают и литературу, в том числе. И понятно, что Достоевский бы ничего не написал, если бы, там... ему...

 

   К.ЛАРИНА - Рядом за спиной не стояло издательство.

 

   А.АЛЬПЕРОВИЧ - Да, ...лезли издатели, которые требовали немедленно отдать роман и, там, расплатиться с теми долгами, которые он сделал. И таким образом, эта история началась не вчера, и не позавчера, это история литературы в целом. Конечно, среди... для того, чтобы найти действительно какое-то гениальное произведения - там, нужно издать миллионы, миллионы книг. И в том числе, у самих авторов тоже возникает, это может быть не первое, может, не второе произведение, которое становится по-настоящему событием в литературе. И здесь...

 

   К.ЛАРИНА - А его можно как-то, вот, предсказать, подготовить? Нет?

 

   А.АЛЬПЕРОВИЧ - Никак. Никак. Это абсолютно... мы можем просто говорить о том, что существует ассортиментный ряд, существует некий маркетинг...

 

   К.ЛАРИНА - Ну Вы же просчитываете как-то?

 

   В.ПЛАТОВА - Невозможно просчитать. Дело в том, что существует некое количество факторов, которые должны все совпасть, а это невозможно просчитать.

 

   А.АЛЬПЕРОВИЧ - Т.е. успех можно планировать, но...

 

   В.ПЛАТОВА - Сумасшедший успех.

 

   А.АЛЬПЕРОВИЧ - Но вот взрыв, вот...

 

   В.ПЛАТОВА - Нельзя.

 

   А.АЛЬПЕРОВИЧ - ...взрыв нельзя. Ну, это точно так же, как в кино.

 

   К.ЛАРИНА - А вот, с присутствующими здесь авторами произошел вот такой еще взрыв, если говорить, да?

 

   А.АЛЬПЕРОВИЧ - Ну, присутствующие здесь авторы - это известные авторы, которые...

 

К.ЛАРИНА - Нет, именно сам, вот, факт, событие. Появление на рынке Платовой или Малышевой - это стало сразу событием, или нужно было какой-то пройти путь?

 

А.АЛЬПЕРОВИЧ - Ну, это же... это же, там, 8-10 лет назад...

 

   К.ЛАРИНА - Ну, вот я и спрашиваю.

 

   А.АЛЬПЕРОВИЧ - Ну, естественно, если они на сегодняшний день...

 

   В.ПЛАТОВА - До сих пор не сошли с дистанции.

 

   А.АЛЬПЕРОВИЧ - Да, издаются, переиздаются, и существует такой набор книг, понятно, что это событие, понятно, что это те авторы, которых читают, которых покупают... Ну, поверьте мне, никогда в жизни мы не будем заниматься теми авторами, которые... даже если они, там... что-то о себе думают, если их не читают, и их не покупают - к сожалению, их вряд ли кто-то будет издавать.

 

   Тоже не сказать, что мысли издателя отличаются особой стройностью и ясностью. Хвалит присутствующих авторов, пытается обозначить, что и новые авторы его немного интересуют, что планировать успех невозможно, и что он не будет заниматься теми авторами, которые "что-то о себе думают". Как говорится, все ясно. Будет печатать только то, что ему нравится и в удобном для него формате.

 

   Насчет того, что успех планировать невозможно: очень удивительно слышать подобное от издателя. Да, конечно, когда берешь книгу какой-нибудь Сидоровой, то невозможно предугадать ее коммерческий успех. Она может активно продаваться, а может статься и так, что ее вообще никто не купит. Загадочная вещь, этот коммерческий успех!

 

   Между тем никакой загадки здесь нет. Достаточно взять любую хорошую книгу (скажем, помянутое "Преступление и наказание"), открыть ее на произвольной странице, и прочитать три страницы текста. И сразу станет ясно, что почем.

 

   Что касается "формата", то это просто свинство, с которым авторам надо активно бороться. Если предлагаемая издательству рукопись содержит менее десяти печатных листов, она безоговорочно отклоняется. Если рукопись не вписывается ни в одну из печатаемых издательством серий, она также отклоняется. Ведь в этом случае нужно разоряться на дизайн! Однако, романы Агаты Кристи были в среднем объемом 6-7 листов. Уж не знаю, чтобы они, издатели, и делали с этой несносной Агатой! В виде исключения разработали бы для нее новый формат? Этот пресловутый формат-10, который так удобен и любезен издателям, тянет за собой необходимость заполнения пустот всяческой (с точки зрения детективного повествования) ерундой, балластом, который резко снижает качество.

 

   Но главное, конечно, не в формате, а в политике издательств. Для того, чтобы убедительнее подчеркнуть свою мысль, что не один я так думаю насчет роли издательств, приведу еще одну выдержку из интервью, которое "консультанты переводчиков Хольма ван Зайчика" В. Рыбаков и И. Алимов дали литературному критику Никите Елисееву:

 

   Н.Е. С вашей точки зрения есть ли разница между российским и западным детективом? И если есть, то в чём она заключается?

 

      В.Р. Я вообще на этот вопрос отвечать не буду, поскольку я не специалист по детективам, а Игорь детективы любит, вот пусть он и отдувается.

 

   И.А. Не то, чтобы люблю, но читаю. Конечно, есть разница. Как бы это сформулировать по-человечески и чтобы не так обидно. Нет, не обидно не получится. Всё дело в том, что на Западе есть культура детектива, а у нас её - нет! То, что мы называем российским детективом - неспелые ростки ещё не народившегося жанра. Были, правда, какие-то дореволюционные произведения, но с тех пор культура прервалась, а после того, как стало возможно печатать родные российские детективы, страна совершенно изменилась и стала совершенно другой. Выяснилось, что дело не в качестве текста, а в тираже и продаваемости. Поэтому то, что мы видим под маркой детектива - не детектив. Повторюсь, на Западе есть большая богатая, вековая культура детектива, а у нас её нет. Вот и вся разница.

 

      Н.Е. Я немножко другое имел в виду. Нет ли разницы в истоке, в происхождении детектива в России и на Западе? На Западе исток детектива - "Убийство на улице Морг" Эдгара По, в котором преступник вычисляется едва ли не математически, тогда как в России исток детектива - "Преступление и наказание", в котором преступник не вычисляется сыщиком, но обнаруживает сам себя перед сыщиком, кается, изменяет сознание...?

 

   И.А. Не старайтесь. Всё это очень интересно, но "Преступление и наказание" - не детектив. Нет, можно, конечно, посчитать этот роман детективом... Более того! Представьте себе, что это произведение было бы в забвении, его бы не печатали и вот издательство "Эксмо" взяло бы и наштамповало, да? Я думаю, миллион экземпляров разошёлся. Потому что на фоне игрушечного, кукольного Акунина это - самый настоящий психологический детектив. Но и в этом случае вы не правы, поскольку какие же наши современные детективы - наследники "Преступления и наказания"? Это - "Братки", а не "Преступление и наказание". В лучшем случае - подражание Клэнси, грубый политический триллер со сплошными убийствами и изнасилованиями. "Эксмо" издаёт целую серию "Русский бестселлер". Дивные, волшебные названия у этих книжек: "Братва", "Отморозки". Потом есть замечательная серия не помню какого издательства про Слепого. Например, "Слепой стреляет в глухую". Нет, это название - порождение моей больной извращённой фантазии, а вот "Слепой в зоне" - точно есть такая книжка. Открываешь книжку, и уже от одного только языка оторопь берёт. Русенький, русенький такой язычок. Да и фабула детективная тоже знаете... Исток этому - "Преступление и наказание"? Окститесь! "Братва в литературе", а не "Преступление и наказание". Жажда быстрых денег. Впрочем, всё равно это вопрос не к Хольму ван Зайчику. Он детективы не пишет.

 

   После воспроизведения этого интервью уместно задаться вопросом - а что такое традиции, о которых шла речь? Для этого вернемся снова к премиям, потому что это важно. Выше упоминалась премия "Золотой кинжал". Кроме "Золотого кинжала" вручаются "Серебряные кинжалы" за дебюты и "Бриллиантовый кинжал" за общие заслуги перед детективным жанром. Это происходит ежегодно, причем сумма премии не такая уж и маленькая - 3000 фунтов, или более $5000. Кроме этого есть еще масса премий, например уже упомянутая премия Джона Кризи, вручаемая за лучший роман, впервые опубликованный в Великобритании. В США учреждены более десятка литературный премий за детективы - премия Энтони, премия Эдгара По, премия Хэммета... Насколько мне известно, литературных премий именно за детективы у нас нет. Есть "Русский Букер", существующий на деньги British Petroleum и некоторых наших олигархов, есть премия "Большая Книга", но детективный премий нет. А ведь премия - это не только деньги, это - Имя. Это выгодно издательствам, которые могут поставить на книге клише лауреата соответствующей премии, это выгодно писателям - их книги лучше раскупаются, это выгодно читателям - они берут проверенный продукт, качество которого удостоверено солидной организацией типа CWA. Но кто виноват, что у нас не учреждаются такие премии, хотя всем было бы удобно? Виноваты все. Россия - страна парадоксов, в ней перестает быть очевидным даже то, что давно признано очевидным и выгодным в остальном цивилизованном мире. В первую очередь виноваты сами писатели, которые никак не могут организовать свою CWA. Отчасти виновато общество в целом, потому что это оно создало такое законодательство, в котором подобные организации создать не так просто. Отчасти виноваты издатели - они тоже могли бы выступить организаторами такой премии. Но, очевидно, им и без этого хорошо.

 

И, наконец, последняя и главная причина - это мы сами, читатели. Читатели, как известно, должны голосовать рублем, а мы "хаваем" то, что печатают. И совершенно напрасно. Можно и не покупать плохие книги. Но, может быть, я тщетно печалюсь здесь о плачевном состоянии нашего детектива? Я думаю, иллюзия этого создается и поддерживается издательствами. Издательствам нужны тиражи, а качественную литературу нужно создавать долго и упорно. Возьмите аналогичный пример на телевидении. Только ленивый не ругался на засилие на государственных каналах вечной юморины. Не так давно юмор там шел вообще круглосуточно, теперь он оставил за собой только лучшие вечера пятницы, субботы и воскресенья. Смотреть этот юмор стало, конечно, меньшее число народа, но его еще достаточно. Аналогичная ситуация имеется и в литературе. Но это не причина, а следствие. Каковы же причины того, что мы, читатели, так пассивны?

 

   Ох! Здесь затронут, пожалуй, вселенский вопрос. Посудите сами. Последние 15 лет мы, россияне, живем словно на льдине, которая все время угрожающе хрустит и потрескивает, и по снежному полю которой время от времени проскакивают, как молнии, зловещие трещины. И вот скажите мне: можно ли в таких условиях написать приличный детектив? Уверяю вас, получится одно из двух: либо детектив иронический, где к происходящему относятся с предсмертным черным юмором, либо описание бандитских разборок. Самое время писать романы-катастрофы, а не детективы. Вот вам и причина популярности детектива "иронического".

 

   Да и до этого не сказать, что у нас было все благоприятно. Жизненный цикл России состоит в поочередной смене двух форм правления, каждая из которых не особенно благоприятна для вдумчивой прозы:

 

   1. Диктатура в том или ином виде, более жесткая или чуть менее

   2. Смута, большая (революция, переворот) или малая.

 

   Диктатура со смертью диктатора заканчивается Смутой, через несколько лет народу начитает надоедать жить в бардаке и он требует твердую руку для наведения порядка, и появляется новый Правитель. И цикл повторяется сызнова. В этом бесконечном цикле возможны небольшие вариации - то Правитель не сам помре, а его убьют, то, наоборот, ему иногда удается передать свою власть Преемнику бескровно, то в этот цикл вмешается мировая война. Но суть от этого не меняется. "Стабильности в мире нет!", как говаривал герой кинофильма "Москва слезам не верит".

 

   Поэтому как можно писать классические детективы в такой "антисанитарной" обстановке? Можно, конечно, написать мульку, голимую и неестественную, но она будет правильно воспринята народом, как голимая и неестественная. Во время падения с крыши невозможно плодотворно заниматься точными арифметическими подсчетами. А мы все время либо падаем с крыши, либо приходим в себя после очередного падения. Чтобы потом снова залезть повыше на крышу - горней обзорности хочется, хочется чтоб Бог услышал и с нами поговорил - и снова навернуться оттуда.

 

   Поэтому главное, все-таки, менталитет.

 

   Классический английский детектив основан на классическом английском убийстве, из-за наследства. А классическим русским убийством есть смерть в пьяной драке. Наследства в виде загородного дома с обширными акрами земли и полями для гольфа у нас нет, даже у самых богатых новых русских. Эти предпочитают покупать готовые особняки на французском побережье, потому что верно чуют неустойчивость своего шаткого положения. А те, которые попроще, обустраивают несколько своих жалких соток (ну десять! ну, от силы, пятнадцать!) высокими и несоразмерными замками. Большой собственности нет, а та, которая есть, находится в капкане, выставленном из Кремля. Нас многократно обманывало наше государство, в результате мы ему не верим. Ни милиции, ни полиции, ни прокуратуре, ни судам. Везде ложь и обман, с верху до низу. У нас понятие "порядок" означает беспредел силовых органов. Причем не только в последние 15 лет, а всегда, начиная с Ивана Грозного и ранее.

 

   Но дело в том, что детектив - не фантастика. По своей жанровой сущности он должен отражать реалии окружающей жизни. Вот мы и имеем то, что имеем. Какова наша жизнь - такими будут и детективы.

 

   А что касается детективов других стран, которые мы мало знаем... Они стараются исправить положение.

Причем, что похвально, стараются обе стороны - как писатели, так и издатели. Вспомним, что лучшим детективом за 2005 год по версии "Золотого Кинжала" был признан роман исландца Арналдура Индридасона и книга была написана на его родном языке. Вдумаемся в это: ведь исландцев в мире всего тысяч 200-300, из которых в Рейкьявике проживает 150! Эдакий малочисленный народ сумел произвести из себя писателя, который получил "Золотой Кинжал" в стране, которая славится своими детективными традициями, у которой множество своих собственных писателей высокого класса! Это дорогого стоит.

 

   Так что и нам нужно стараться, написать что-нибудь эдакое, во время нашего очередного безумного полета с высокой крыши на грешную землю...

 

   Но не все так печально, господа читатели! Мы не столь уж глупы, как это кому-то кажется, мы тоже стараемся, по своему. Каждый день утром я прохожу рядом и останавливаюсь на несколько секунд у киоска с книгами и журналами и рассматриваю то, что лежит на его витринах. Я пытаюсь понять ту фигуру, которая по научному называется динамикой спроса. Я смотрю, что появилось новенького, что продали за вчерашний день. И что могу сказать по своим наблюдениям? Все не так уж и плохо. "Женский детектив" лежит неделями, даже самое свежее, самое новейшее. Новейшие "Нефритовые четки" Акунина тоже быстро не раскупаются, единственная книга за 350 руб. лежит вторую неделю на самом видном месте. Насчет Акунина вы можете сказать - дороговато выставили, вот и не берут! А вот последние книги Улицкой разбирают бойко, несмотря на такую же цену. Поэтому дело не только в цене, хотя она, конечно, сдерживает руку покупателя. Читатель Акуниным объелся. Перекормили его рафинированным Акуниным.

 

   Зато стоило в киоске появиться скромной брошюрке рассказов Виктора Пронина "Слишком большое сходство", как ее стопка из 5-7 книг истаяла в течение одного дня, как снег под лучами весеннего солнца. И это несмотря на то, что (как это видно из мелких обстоятельств текста) рассказы написаны давно, до Павловской реформы 1992 года. Нет, все-таки читателя не обманешь, он все видит и все понимает, он умеет отличить настоящую вещь от бутафорных поделок. Жаль только, что он не так активен, как этого хотелось бы. Но с этим ничего не поделаешь, таков уж наш российский менталитет. "Народ безмолвствует" - это не значит, что он не понимает того, что происходит. Он ждет. Ждет и надеется.

 

   Интересно, а помнит ли власть (и издатели в том числе) о том, что произошло в Истории после того, где Пушкин поставил свою точку в трагедии "Борис Годунов"?

 

   Издатель безмолвствует.

 

Автор: Кушталов Александр Иванович

Принципы Шерлока Холмса

Эта статья содержит цитаты из всех произведений Артура Конан Дойля о Шерлоке Холмсе. В приведенных ниже 105 цитатах содержится все, что было написано о системе сильного мышления и методах работы Шерлока Холмса. Поскольку цитаты вырваны из контекста, в некоторых случаях пришлось их изменить, однако это не повлияло на их смысл. Рассказы и повести о Шерлоке Холмсе можно рассматривать как первую в истории публикацию по проблеме сильного мышления. С этой точки зрения это не только детективы, но и научная фантастика, которая предвосхитила появление систем сильного мышления, таких как ТРИЗ и ТРНЗ. Методика Шерлока Холмса основана на отказе от метода проб и ошибок при разработке гипотез, описывающих преступления, в этом ее сходство с ТРИЗ и ТРНЗ. Задачи, которые решал Шерлок Холмс, это задачи на синтез гипотез, т.е. по сути научные задачи. Наиболее интересные цитаты выделены жирным шрифтом.

 

1. Относительная бессистемность в изучении наук.

 

2. Чтобы узнать человечество, надо изучить человека.

 

3. Тщательно отбирать то, что поместить в свой мозговой чердак. Ненужные сведения не должны вытеснять собой нужных. Придет время, когда, приобретая новое, будешь вынужден забывать что-то из прежнего. Не засорять голову знаниями, которые не нужны для достижения целей.


4. По мимолетному выражению лица, непроизвольному движению какого-нибудь мускула или по взгляду можно угадать самые сокровенные мысли собеседника. Человека, умеющего наблюдать и анализировать обмануть просто невозможно.

 

5. По одной капле воды человек, умеющий мыслить логически, сможет сделать вывод о существовании Атлантического океана или Ниагарского водопада, даже если он не видел ни того, ни другого. Всякая жизнь - огромная цепь причин и следствий, и природу ее можно познать по одному звену.


6. Объекты наблюдения [при осмотре человека]: руки, ногти, обувь, сгиб брюк на коленях, утолщения на большом и указательном пальцах, обшлага рубашки, выражения лица.

 

7. Преступления имеют большое фамильное сходство.

 

8. Специальные знания для каждого конкретного случая.

 

9. Наблюдательность - вторая натура.

 

10. [Шерлок Холмс] лентяй, когда нападает лень, а вообще-то человек проворный.

 

11. Строить предположения, не зная всех обстоятельств дела - крупнейшая ошибка. Это может повлиять на дальнейший ход рассуждений.

 

12. Самое ценное - показания очевидцев. Надо узнать все, что только можно.

 

13. Человечество научилось создавать музыку и наслаждаться ею гораздо раньше, чем обрело способность говорить. Оттого нас так глубоко волнует музыка.

 

14. Все теории, объясняющие явления природы, должны быть смелыми, как сама природа.

 

15. [Шерлок Холмс использовал] Архив из газетных вырезок.

 

16. Надо больше доверять себе.

 

17. Если какой-нибудь факт идет вразрез с длинной цепью логических заключений, его можно истолковать по-иному.

 

18. Странные подробности облегчают расследование.

 

19. Неважно, сколько вы сделали - главное - суметь убедить людей, что вы сделали много.

 

20. Только 2% людей способны рассуждать ретроспективно, аналитически - по факту получить его причины.

 

21. [Шерлоку Холмсу было свойственно] Умение наблюдать и на основе наблюдений строить выводы.

 

22. Применять гипс для сохранения отпечатков.

 

23. Отбросить все, что не могло иметь места, и оставить один-единственный факт, который и есть истина.

 

24. Никогда не гадать. Привычка гадать гибельно действует на способность логически мыслить.

 

25. Не могу жить без напряженной умственной работы. Исчезает цель жизни.

 

26. Какая польза от исключительных способностей, если нет возможности применять их?

 

27. Главное, чтобы личные качества человека не влияли на логические выводы. Клиент - некоторое данное, один из компонентов проблемы.

 

28. Эмоции враждебны чистому мышлению.

 

29. Никогда не делать исключений. Исключения опровергают правило.

 

30. Счастливый случай может оказать плохую услугу - решение проблемы перестает быть чисто логическим.

 

31. Гипотеза, которая объясняет все без исключения факты, - это больше, чем просто предположение.

 

32. Пристрастие к дешевым эффектам широко распространено в анналах преступного мира и обычно является ценным ключом для установления личности преступника.

 

33. Имея дело с простыми людьми, нельзя давать им понять, что хочешь что-то узнать у них. Стоит им это понять, сейчас же защелкнут створки, как устрицы. Если же выслушивать их с рассеянным видом и спрашивать невпопад, узнаешь все, что угодно.

 

34. Нет случая, чтобы утомляла работа. Зато безделье изнуряет.

 

35. Предпочитал странные, хитроумные объяснения, отбрасывая прочь более простые и естественные, находящиеся под рукой.

 

36. Особенно утонченную хитрость ожидаешь, как правило, от человека образованного.

 

37. Поведение отдельного человека предсказать нельзя, зато можно предсказать поведение целого коллектива и притом с большой точностью.

 

38. Любовь - вещь эмоциональная, и, будучи таковой она противоположена чистому и холодному разуму.

 

39. Чем страннее случай, тем меньше в нем таинственного. Заурядные, бесцветные преступления разгадать труднее всего.

 

40. Нет ничего более неестественного, чем банальность.

 

41. Незначительные дела дают простор для наблюдений, для тонкого анализа причин и следствий. Крупные преступления очень просты, ибо мотивы серьезных преступлений большей частью очевидны.

 

42. Опасно отнимать тигренка у тигрицы, а у женщины ее заблуждение.

 

43. Чем обычнее и проще преступление, тем проще докопаться до истины.

 

44. Бесхитростное поведение в момент ареста говорит либо о полной невиновности, либо о незаурядном самообладании и выдержке.

 

45. Наблюдатель, досконально изучивший одно звено цепи событий, должен быть в состоянии точно установить все остальные звенья, как последующие, так и предшествующие.

 

46. Побочные обстоятельства бывают иногда так же красноречивы, как муха в молоке.

 

47. Человек, который любит искусство ради искусства, самое большое удовольствие черпает из наименее значительных и ярких его проявлений.

 

48. Преступление - вещь посредственная, логика - редкая.

 

49. Если опасность можно предвидеть, то ее не нужно страшиться.

 

50. То, чего не в состоянии совершить закон, в городе [в отличие от деревни] делает общественное мнение.

 

51. Иногда искусство логически мыслить должно быть использовано для тщательного анализа и отбора уже известных фактов, а не для поиска новых.

 

52. Трудность в том, чтобы из массы измышлений и домыслов выделить несомненные, непреложные факты. Установив исходные факты, мы начинаем строить, основываясь на них, нашу теорию и пытаемся определить, какие моменты в данном деле можно считать узловыми.

 

53. Лучший способ добраться до сути дела - рассказать все его обстоятельства кому-то другому.

 

54. Вот, что значит воображение - мы представили себе, что могло произойти, стали проверять предположение, и оно подтвердилось.

 

55. Все версии, построенные на основании газетных сообщений, оказались ошибочными. А ведь можно было даже, исходя из них, нащупать вехи, если бы не ворох подробностей, которые газеты спешили обрушить на головы читателей.

 

56. Если случайность из категории чудес - этот вариант исключен.

 

57. Редко занимался тренировкой ради тренировки, в бесцельном напряжении телесной силы видел напрасную трату энергии.

 

58. Курительные трубки очень интересны - ничто другое не заключает в себе столько индивидуального, кроме, может быть, часов и шнурков на ботинках.

 

59. Я [Шерлок Холмс] ставлю себя на место действующего лица, и прежде всего уяснив для себя его умственный уровень, пытаюсь вообразить, как бы я сам поступил при аналогичных обстоятельствах.

 

60. В искусстве раскрытия преступлений первостепенное значение имеет способность выделить из огромного количества фактов существенные и отбросить случайные. Иначе ваша энергия и внимание непременно распылятся вместо того, чтобы сосредоточиться на главном.

 

61. В мох правилах - не иметь предвзятых мнений, а послушно идти за фактами.

 

62. Иногда легко поразить воображение собеседника, упускающего из виду какое-нибудь небольшое обстоятельство, на котором, однако, зиждется весь ход рассуждений.

 

63. О нем [о Шерлоке Холмсе] часто говорили, что он не человек, а машина.

 

64. Логик обязан видеть вещи в точности такими, каковы они есть, а недооценивать себя - такое же отклонение от истины, как и преувеличивать свои способности.

 

65. Нигде так не нужна дедукция, как в религии, - логик может поднять ее до уровня точной науки.

 

66. Раскрыть это дело было трудно потому, что скопилось слишком много улик. Важные улики погребены под кучей второстепенных. Из всех имеющихся фактов надо было отобрать те, которые имели отношение к преступлению, и составить из них картину подлинных событий.

 

67. Отправной пункт всякого расследования - точка наименьшего сопротивления.

 

68. Работа - лучшее противоядие от горя.

 

69. Каждый индивидуум повторяет в своем развитии историю развития всех своих предков, его биография является как бы отражением в миниатюре биографии всей семьи.

 

70. В области догадок мало логики.

 

71. Человек с нечистой совестью смотрит угрюмо и вызывающе.

 

72. Не так уж трудно построить серию выводов, в которой каждый последующий простейшим образом вытекает из предыдущего. Если после этого удалить все средние звенья и сообщить слушателю только первое звено и последнее, они произведут ошеломляющее, хотя и ложное впечатление.

 

73. Он [Шерлок Холмс] любил больше всего точную, углубленную и сосредоточенную работу мысли, и терпеть не мог, когда его отвлекали от разбираемого дела.

 

74. Раз преступник стоит на ногах, он непременно оставит какой-нибудь след, что-нибудь заденет или сдвинет. И человек, владеющий научными методами розыска, непременно обнаружит самую незначительную перемену в окружающей обстановке.

 

75. Мы все учимся на своих ошибках - нельзя упускать из виду второе решение.

 

76. Существует явление, которое психологи называют "idee fixe", то есть "навязчивая идея". Идея эта может быть совершенно пустячной, и человек, одержимый ею, может быть здоровым во всех других отношениях.

 

77. Существуют дела, которые необходимо доводить до конца.

 

78. Иногда он [Шерлок Холмс] переставал быть только машиной для решения логических задач, тогда он проявлял чисто человеческое чувство - любовь к аплодисментам и похвалам.

 

79. Трудно найти предмет, который позволял бы сделать больше выводов, чем очки или пенсне, особенно с такими редкими стеклами.

 

80. Я [Шерлок Холмс] выковал и проверил каждое звено в цепи рассуждений, и я уверен, что цепь эта безупречна.

 

81. Периоды бездействия доставляли немалое беспокойство, т.к. опасно оставлять без работы его [Шерлока Холмса] чрезвычайно активный мозг.

 

82. Покой грозил ему [Шерлоку Холмсу] большими бедствиями, чем все опасности его беспокойной жизни.

 

83. Когда человек развил в себе некоторые способности, вроде моих, и углубленно занимался наукой дедукции, он склонен искать более сложные объяснения там, где очевидно напрашиваются более простые.

 

84. К делу надо подходить без предвзятого мнения, расследовать его с той тщательностью, которой требует дело de novo, не должно быть готовой версии, которая сразу уводит нас в сторону.

 

85. Женщин вообще трудно понять. За самым обычным поведением женщины может крыться очень много, а замешательство иногда зависит от шпильки или щипцов для завивки волос. Как же можно строить предположения на таком неверном материале?

 

86. Создавать теорию, не имея фактов - большая ошибка.

 

87. От нас требуется только некоторая тактичность и находчивость, и тогда вся эта история, грозившая неприятными последствиями, не будет стоить и ломаного гроша.

 

88. Уединение и покой необходимы в часы напряженной умственной работы, когда он взвешивал все мельчайшие подробности дела, строил одну за другой несколько гипотез, сравнивал их между собой и решал, какие сведения существенны и какими можно пренебречь.

 

89. Область догадок - там, где взвешиваются все возможности, с тем, чтобы выбрать из них более правдоподобную. Таково научное использование силы воображения, которое всегда работает у специалистов на твердой материальной основе.

 

90. Он никогда и ни с кем не делился своими планами вплоть до их свершения. Такая скрытность объяснялась отчасти властной натурой этого человека, любившего повелевать окружающими и поражать их воображение, отчасти присущей ему профессиональной осторожностью, не позволявшей ему рисковать без нужды.

 

91. Мой мозг, подобно перегретому мотору, разлетается на куски, когда не подключен к работе, для которой создан.

 

92. Это ошибка - строить дедукцию до того, как получены достаточные данные. Незаметно для самого себя начинаешь их подгонять под свою схему.

 

93. Наблюдатель делает свои умозаключения на основании действий человека, за которым он наблюдает.

 

94. Человеку даны черты лица для выражения эмоций, и ваши [доктор Ватсон] верно служат вам.

 

95. Подойти к делу абсолютно непредвзято - большое преимущество.

 

96. Образование - это цепь уроков, и самый серьезный приходит под конец.

 

97. Веду игру ради удовольствия.

 

98. Недостаток [Шерлока Холмса] - нетерпимость в отношении людей, не обладающих интеллектом столь же подвижным и гибким, как его собственный.

 

99. Заставлять мозг работать, когда для этой работы нет достаточно материала, - все равно, что перегревать мотор. Он разлетится вдребезги.

 

100. Сочиняешь себе временную гипотезу и выжидаешь, пока полное знание положения вещей не разобьет ее вдребезги. Дурная привычка, но слабости присущи человеку.

 

101. Когда первоначальные результаты дедукции стали подтверждаться целым рядом не связанных между собой фактов, тогда субъективное ощущение стало объективной истиной.

 

102. Я [Шерлок Холмс] чуть не спросил его [преступника] об этом [о преступлении] прямо: иной раз грубая атака - наилучшая тактика, - но потом решил оставить его в приятном заблуждении, пусть думает, что одурачил нас.

 

103. В собаках как бы отражается дух, который царит в семье. У злобных людей злые собаки, опасен хозяин - опасен и пес. Даже смена их настроений может отражать смену настроений у людей.

 

104. Всегда [при осмотре человека] первым долгом смотрите на руки. Затем на манжеты, колени и брюки.

 

105. Чтобы добиться успеха надо всегда стараться поставить себя на место другого и вообразить, как поступили бы вы сами. Тут требуется известная доля фантазии, но это окупается. 

 

Автор: Воробьёв В. В.

Природа и пустота

1. Стиль

Итак, Английское Преступление – это прежде всего умысел. Темные воды. Архетипическая Пытка.

Шизоузор, ткущийся изощренным, последовательным, утонченным психопатом-художником.

Богом изысканного момента. Узор, что вплетается в Явь. Продуманно. Педантично.

Расчетливо.

С дендистским шиком и богемной легкостью Подлинного Мастера, Идеального Злодея.

Английское Преступление – это кич Сверх-Идеи. Экзистенция аморального индивидуализма.

Своя Игра.

Антиницшеанская бездна, таящая в себе тревожную кровожадную глубину, сокрытую в простеньком, примитивном, в детском, и потому подлинно, онтологически чудовищном – в Той Самой Песенке.

Мальчик, ты же помнишь, что Мистер Майк ждет тебя за углом! И тебя манит эта безысходная геометрия кошмара.

Когда Агата Кристи оживает под джазовый оргазм Майкла Наймана, Дэвид Линч заменяет собой Достоевского.

И над проклятыми русскими вопросами эротическим шепотком – тончайше-чеширское – «Кто убил Лору Палмер?»

Английский стиль в искусстве – это фашистский стиль.

Дэвид Боуи вместо Адольфа Гитлера. И Английская Королева вместо Магды Геббельс.

Английское Преступление имеет хищное множество ядовитых смыслов и уровней – интеллектуальных, философских, эстетических, психопатологических. Оно выходит за грани криминала как такового, приобретая статус экзистенциального опыта, Магического Действа. Английское Преступление – это детектив без рефлексии.

Раскольников без Достоевского. Право, отменяющее тарную дрожь. Английское Преступление – это прежде всего Качество. Стиль. Порода.

 

2. Русское Иное

Русское Преступление – Безысходно Иное. Поверхностное. Больное мякотью случайных страстишек. Лубочное. Душевненько-лоховское, словно шапка-ушанка на мамлеевском мертвяке, что крадена бесцельными бомжещупальцами.

Порою Русское Преступление дико и дегенеративно яростно. Неистово жестоко. В нем – то злобненькая водочная удаль, то слезливое раскаянье. Христианского много в нем. И нечто есть овечье-плебейское.

Либо зло оно, патологично, чикатилисто, разухабисто. Либо – по-дурному, совсем блаженно, насекомо, как-то и равнодушно.

Русское Преступление пусто.

И эмоции, вызванные им, вполне укладываются в ленивое восклицание «Ох…еть!», выражающее традиционное на Руси почтение перед всем, что хоть сколько-нибудь нарушает опостылевшую Обыденность. Но в «Ох…еть!» этом нет ни удивления, ни радости.

Русское Преступление лишено изощренности. Как правило – это бытовуха.

В качестве орудия убийства русские используют кухонную утварь – нож или сковороду.

Русское Преступление местечково и не эстетично.

В нем нет трагедии.

Трагедию в нем смог найти только режиссер Балабанов.

Больше никто.

Русское Преступление непрезентабельно. Даже для светской хроники.

При этом оно всегда – мейнстрим.

«В подворотне нас ждет маньяк» – это знает любая школьница.

Когда ее изнасилуют и расчленят, она скажет: «Все умрут, а я останусь».

И станет гендиректором МТВ.

 

Автор: Алина Витухновская